«Армянскими» у нас в хуторе назывались добротно отстроенные в густых камышах мостики, с которых очень удобно было ловить рыбу. Конечно, в то время, когда на них не было хозяина…
Звали его Радик, но за глаза всегда называли просто армяном. Перепутать было сложно, так как в степном хуторе он был единственным представителем этого гордого кавказского народа, а по сему все понимали, о ком идет речь.
Прилегающий к хутору пруд был довольно большим и местами очень глубоким. Берег его практически на всем протяжении густо зарос высокой стеной влаголюбивого растения, вымахивающего много выше человеческого роста, с острыми, как бритва, узкими листьями и пушистыми метелками в пору цветения, которое по научному величается тростником южным, но среди сельчан всегда называлось просто камышом. Поэтому тем, кто не имел лодки, приходилось довольствоваться в основном рыбалкой с протянутого через пруд моста. Подступиться же к воде с берега представлялось мало возможным.
Радик своей лодки не имел. И каждую весну, как только мало-мальски прогревалась вода, он начинал свои строительные работы. Лазая по пояс, по грудь в воде, а то и вовсе вплавь, он втыкал в топкое илистое дно столбики, предназначенные для держания дощатого настила, сколачивал и закреплял на них сам настил, часто дополняя его для удобства старым сиденьем от трактора. От надежного, твердого берега через сочно чавкающую камышовую топь к мостику были проложены слеги, которые Радик всегда маскировал от посторонних глаз, не вырубая вокруг них камыш. Поэтому часто случалось так, что добротно, с душой и комфортом оборудованный мостик прекрасно был заметен с воды, если смотреть с лодки, но стоит лишь попытаться зайти на него с берега, как вмиг заплутаешь в камышовых джунглях, изрежешь руки-ноги острым растением, по уши запачкаешься в грязи, а мостика так и не отыщешь.
Мостики, которые строил Радик, были до того надежны, что даже выдерживали бурное весеннее половодье, когда вешней водой от таящих снегов поднимало лед, а он, в свою очередь, поднимал и рушили, уносил по досточкам все другие мостики, которые, подражая Радику, строили рыболовы. А вот «армянские» мостики выстаивали, и могли выстоять и два, и три сезона, лишь время от времени ненавязчиво требуя небольшого ремонта.
Но если Радиков мостик тоже не выдерживал напора бурлящей вешней стихии и ломался, обломками досок и бревен забиваясь в камыши, то с наступлением тепла Радик снова начинал строительные работы и возводил новый мостик, не хуже прежнего.
Тут стоит обязательно упомянуть, чем же манили всех рыболовов, а в особенности нас, неугомонных пацанов, «армянские» мостики? Да тем, что Радик, каждое утро и вечер рыбача на своем мостике, прикормил-приучил к нему рыбу, сделав ее едва ли не ручной! Поэтому, когда не приди, на «армянском» мостике всегда был клев, в то время как в других местах можно было и поклевки не увидеть. Да к тому же на Радиковых мостиках иной раз вваливались такие караси - настоящие лапти, о существовании которых мы, привыкшие ловить пузатых недорослей редко больше ладошки, даже и не догадывались.
Не стоит думать, что не пуская на свое место других рыболовов, Радик был злым или жадным до рыбы. Просто он любил рыбалку в одиночестве, потому как и сосредоточиться на ловле можно лучше, да и безопаснее, чем рядом с размахивающим удочкой беспокойным соседом на маловатом для двоих мостике, к тому же стесняемым с двух сторон стенами камыша. И лучше всего это подтверждает один случай.
Какой же армянин без широкой кепки? Такая кепка у Радика была. Бывало, пытаясь разглядеть в предутренней дымке, пришел ли Радик с утра на свой мостик, замечаешь сперва показавшуюся из тумана кепку, а потом и его самого, смуглого, настороженно следящего за поплавками.
Так вот однажды напросился с ним на утреннюю зорьку его сосед и товарищ, Тихоныч. Делать нечего, надо уважить соседа, и Радик все же провел его секретной тропой на свой мостик. Завязывал ли он при этом Тихонычу глаза для верности, чтоб не запомнил дорогу, не скажу, поскольку доподлинно не знаю и врать не буду.
Забрались они на мостик, Радик на свое тракторное кресло на правах законного хозяина сел, а Тихоныч рядом устроился, на ведерке, положив поперек него широкую дощечку. Радик щедро разбросал для прикормки запаренную с вечера пшеницу, и тут началась у них рыбалка, да такая, что у простого рыбака, то бишь того, кого Радик на свой мостик не приглашает, случается раз или два за всё лето, и то, если очень уж крупно повезет! Караси – настоящие серебряные слитки – беспрерывно топили поплавки, перекочевывая то в ведро Радика, то в ведро Тихоныча, шумно плескаясь и совершая иной раз успешные попытки выпрыгнуть.
Во время такой рыбалки забываешь обо всем на свете, весь необъятный мир для тебя сужается до этого тесноватого мостика, ведерка с рыбой да постоянно ныряющего поплавка и трепещущей на леске живой тяжести, несогласной со своей участью.
И в какой-то момент, лихорадочным движением бросив в ведро карасика и поправив червя, Тихоныч размахнулся для очередного заброса, но был немало удивлен, когда его оснастка полетела как-то тяжело и неуклюже, и в двадцати метрах от мостика со смачным шлепком на воду упал коричневый блин. Радик ошалело трогал круглую, светлым пятном контрастно выделяющуюся на фоне загорелого лица и шеи лысину, вмиг лишившуюся головного убора. Глядя на покачивающуюся на волнах и медленно дрейфующую к противоположному берегу кепку, Тихоныч не выдержал и совершенно нескромно стал смеяться, показывая пальцем на блестящую в первых солнечных лучах Радикову лысину.
Такого издевательства Радик, конечно, вынести не мог. На жуткой и непонятной смеси армянского и русского мата, составлявшей непереводимую на русский язык абракадабру, в которой явственно угадывалось только межнациональное слово «Казёль!» Радик высказал своему соседу по дому, и уж точно в последний раз – соседу по рыбалке, все, что о нем думает, и с позором со своего мостика изгнал. Не знаю точно, как потом доставал из воды Радик свою кепку, но то, что после этого случая он предпочитал рыбачить в одиночестве – факт!
В один год Радик построил себе новый мостик неподалеку от протянутого через пруд моста, и теперь проходящие по нему люди, замечая поутру Радика, здоровались с ним и справлялись о клеве. Если же идущий по мосту не обращал на Радика внимания, то когда у него случалось поклевка, Радик тащил карася нарочито медленно, показывая, какой он крупный и несговорчивый, и при этом причитая чуть ли не на весь пруд:
- Вай-вай-вай, какой тижёлий попалься!
Идущий в этот момент по мосту хуторянин, услышав причитания Радика, в недоумении останавливался и наблюдал процесс вываживания до конца, но, увидев, что Радик отправляет в ведро карася вполне обыкновенного размера, с досадой сплевывал и шел дальше по своим делам.
…Со временем Радик перестал возводить новые мостики, и даже ремонтировать старые. Его подвело неожиданно и очень серьезно пошатнувшееся здоровье.
Но даже несколько лет спустя после того, как Радик ушел в страну Вечной Рыбалки, местные пацаны – те самые мальчишки, которых когда-то, гортанно ругаясь, прогонял со своих мостиков Радик, – купаясь в пруду, играя в догонялки или просто плавая наперегонки или на дальность, если нужно было обозначить точку, до которой следовало доплыть, чаще всего говорили друг другу:
- А давай до «армянского» мостика?..
И плыли, широко загребая сильными руками, взбивая высокую белую пену, сверкая на солнце шоколадно загорелыми спинами. А, доплыв, цепко хватались за сиротливо торчащие над водой покосившиеся столбики с одной-единственной, чудом держащейся на ржавом гвозде доской, и, немного переведя дух, так же стремительно плыли обратно.
