Мишка сидел на берегу Волги и матерным шепотом восторгался восходом солнца. Он курил взатяг стащенный у батьки «Беломор», кашлял и так же взатяг занюхивал его одуванчиком, сорванным по дороге. Рядом была насторожена донка на леща, но Мишка за ней не следил. Он ждал.
Наконец произошло это: метрах в пятидесяти от берега, немного левее того места, где сидел Мишка, вода вспенилась от мощного удара широкого хвоста, и три уклейки непритворно потеряли сознание от восторга, посещавшего любого, кто мог наблюдать это зрелище в столь ранний час. Широкая беззубая пасть не дала им прийти в себя. Напоследок монстр сверкнул на солнце серебристой чешуёй и ещё раз с издевкой ударил по воде хвостом: «Привет, Мишка!»
Мишка выплюнул окурок, пытаясь подавить подкатившийся кашель, чтобы не шуметь. Рука потянулась к снаряженному спиннингу. Сегодня Мишка был готов к встрече…
Машка лежала в своей маленькой, но теплой постели и ночь напролет мечтала о небесных кренделях, глядя то в потолок, то на лунный свет в окошке. Как обычно, ровно без десяти час ночи, её мечтания были прерваны громогласным «Ку-ка-ре-ку!» Машка знала, что Петюня-забияка уже выспался и до рассвета ещё четыре раза с промежутком в один час напомнит о быстром ходе июльской ночи. Петя один во всей округе позволял себе такое. Остальные петухи вяло кукарекали часов с пяти, перебивая друг друга и фальшивя на разные голоса. Но только Петино громогласное и чистое «Ку-ка-ре-ку-у-у!» среди ночи доставляло Машке удовольствие, хотя и прерывало её мечтания.
Мишка застучал босыми пятками по полу тоже как обычно, в половине четвертого. Громко сопя спросонья и с космическими звуками почесывая голый живот, он собирал нехитрый рыбацкий скарб. Как всегда, громко хлопнув входной дверью («Не понимает, что ли, что родители спят!» - прошипела Машка), Мишка вышел во двор. Машке до подъема оставалось ещё часа три, и её начала одолевать дрема: веки стали тяжелыми-тяжелыми, мысли ленивыми, и её рыжая курчавая головка безвольно утонула в подушке.
Но заснуть Машке так и не удалось. Иногда бывает, что крепкому сну мешают ненавязчивые по сути звуки: капли, падающие из плохо закрученного крана или громкое тиканье секундной стрелки в часах. А Машке помешала тишина. Да-да, именно тишина! Машка приподняла голову и посмотрела на настенные часы: старые ходики показывали ровно четыре утра. Такого раньше не было, чтобы Петя пропустил положенное время и не объявил о приближении очередного часа.
Сон все ещё одолевал Машку, но она не могла уснуть, думала, не случилось ли чего? Петя был её любимцем и, несмотря на гордый нрав и задиристый характер, никогда не брезговал клевать хлебные крошки прямо из Машкиных ладоней.
И поэтому, когда спустя час снова не прозвучало положенное «Ку-ка-ре-ку!», Машка уже без сна и лени вскочила с постели и босиком, в одной ночной рубашке, выскочила во двор. Обжигая ноги холодной росой на траве, побежала к курятнику. Громко распахнув дверь, Машка всполошила дремлющих кур. В поднявшемся шуме-гаме она не сразу заметила Петю. Он сидел в самом дальнем и тёмном углу, стыдливо спрятав голову с покривившимся гребнем под нарядное крыло.
Машка взяла петуха на руки. Он не сопротивлялся, а только ещё глубже зарыл голову в пух. Теперь Машке все стало ясно: роскошный Петин хвост – гордость и краса не только курятника, но и всего Огородного переулка, а также предмет черной зависти всех соседских петухов и даже индюков, – его не было! Там, где раньше развевался черно-серебристый с золотыми, рыжими и темно-зелеными вкраплениями парус сказочной бригантины, теперь лишь сиротливо торчала острая розовая гузка с тремя грязно-белыми пеньками.
Посадив петуха на старую фуфайку в предбаннике, чтобы скрыть его стыд от кур-кокеток и петухов-конкурентов, Машка насыпала ему золотистого зерна и углубилась в размышления. Никто из дворовой пернатой живности не мог себе такого позволить, потому что единственной птицей, которую Петя боялся во всем Огородном переулке, был лишь старый самолет-кукурузник, с диким ревом проносившийся два раза в день над крышей ветхого курятника.
И тут Машка вспомнила: веселая такса по кличке Трамвай, как всегда, невовремя, среди ночи запросилась в туалет, и Машка с недовольным бурчанием в адрес собаки всё же распахнула ей дверь на волю. Справив небольшую нужду и вдоволь налаявшись на луну, звезды, комаров и выдуманных воров, Трамвай с жалобным повизгиванием стал проситься обратно, и Машке опять пришлось покидать теплую постель. Такса шмыгнула в Машкину комнату, виртуозно увернувшись от тапка, брошенного из родительской комнаты за несанкционированный лай среди ночи, запрыгнула на свой любимый диванчик и уже с чувством выполненного долга безмятежно проспала до утра.
Машка подозвала проснувшуюся вместе с ней таксу и сгоряча отвесила ей хорошую оплеуху. Но собачка только удивленно клацнула зубами и всё так же продолжала смотреть на Машку глубокими честными глазами и вилять тонким хвостом. «Нет, не мог Трамвайка Петю тронуть. Да и не осмелилась бы собака его обидеть», - решила Машка. Трамвай действительно хорошо помнил, как ещё щенком получил от Пети за попытку навязать ему свои игры. Визг щенка не смог заглушить даже рокот пролетающего кукурузника, а нос распух и болел целую неделю.
Машка ласково погладила таксу и в знак примирения налила собаке целую миску щей, покрошив добрый ломоть хлеба – завтракай, Трамвашка! И тут она обратила внимание на худую кошку Проныру, безмятежно наводившую марафет, сидя на крылечке. Машка не любила кошку за наглость и своеволие. А ещё за страшную прожорливость. И при этом Проныра всегда была страшно худая и плешивая. Редко когда её короткая грязно-серая шерсть не украшалась сосульками засохшей грязи и семенами репейника. Да и характер у кошки был неуправляемый, бандитский просто!
Машка вспомнила, как спасла, на свою голову, кошку от расправы соседей, когда та, уже подросшим котенком, стала упражняться в охотничьем искусстве на соседской птице. Застали её за перетаскиванием в свой двор уже порядком измученной, но ещё живой добычи – крупного индюшонка. Но тогда все обошлось и для кошки, и для добычи – жив-здоров индюшонок, в здоровенного индюка вымахал! Неужели Проныра за старое взялась?..
В общем, досталось и кошке на орехи. Но, опять же, вспомнила Машка, что с промежутком в пятнадцать минут всю ночь сбрасывала ночевавшую в её комнате кошку с кровати. А та настойчиво лезла улечься у Машки в ногах, оставляя на одеяле комья грязи и мелкие репешки. Но кошка ночью из комнаты не выходила! Пришлось Машке извиниться и перед Пронырой. Кошка приняла извинения и, хитро зажмурившись, с тихим урчанием принялась уплетать голову жареной плотвички.
КТО ЖЕ ОБИДЕЛ ПЕТЮ?!
…Калитка громко скрипнула и распахнулась. Во двор ввалился Мишка в обнимку с «монстром». По довольному Мишкиному лицу было ясно, что сегодня рыбалка удалась, и не будет вялых плотвичек и фанерных подлещиков, которых Машке приходилось каждый день чистить. Вернее, это было заметно по «монстру», которого Мишка с облегченным «у-у-х-ф-ф!» свалил прямо в грядки, сломав два куста помидоров и примяв морковную ботву. Огромный побежденный жерех безвольно открывал рот, которым ещё час назад глотал оглушенных уклеек, и смотрел на надводный мир Огородного переулка пустыми покорными глазами.
Пользуясь стопроцентным вниманием аудитории (Машка, Трамвашка и кошка), Мишка начал свою исповедь:
- Я его уже месяц выслеживал. Он, чертяка, на одном и том же месте раз в три дня бил, но ни на кастмастер, ни на девон, ни на балберку не хотел клевать. А вот клюнул на… мушку из петушиного хвоста!
Мишка опустил голову, выдохнул громче, чем тогда, когда ронял на грядки жереха, и тихо добавил:
- Петя, извини!..
Виталий Волков,
р. п. Светлый Яр Волгоградской области
Птичку жалко
