Ну, я попал... 4, или Сейда

Сам поход, возможно, стал бы рядовым, обыденным, но из-за его участников приобрёл значимость. Понятно, что женщина в походе – равноправный член коллектива, ищущий свои прелести в блуждании по речкам и озёрам, лесам и горам. И рассматривать её присутствие в походе как что-то необычное никто не станет. Здесь же участие двух дам в поездке на Сейду, в Заполярье, было неординарным: до этого они в походах не были, да и не стали туристками впоследствии. Но их участие некоторым образом изменило ход событий самой поездки…

Не стану рассматривать моральный облик своих товарищей или вдаваться в подробности их личной жизни. Отмечу только одно: эти две пары не были семейными. Каким образом ГенВалу и Валере удалось убедить своих пассий в привлекательности поездки, выяснилось позднее, когда изменить что-либо было уже нельзя. Само собой, июль в Заполярье немного не такой, как в Сочи, тем не менее, идея позагорать, купаясь в Сейде, витала в головах обеих дам. Впрочем, всё по порядку.

План есть план, и месяца за два до наступления июля мы стали готовиться к поездке: комплектовать укладки, проверять готовность плавсредств, палаток, подбирать необходимые снасти. И вот в один из дней стало известно, что, кроме мужчин, в поход идут женщины, а именно Галина, подруга ГенВала, и её школьная подруга и одноклассница Людмила, в то время жившая с Валерой.

Разумеется, такое соседство налагало некие ограничения и в словах, поскольку никто из нас особо не ограничивал себя в выражениях, будучи в походе, и в действиях. То, что и Галина, и Людмила подготовятся лучше кого-либо, сомневаться не приходилось. Задолго до поездки мы познакомились поближе у ГенВала в подвале и при встрече на вокзале вели себя как вполне знакомые люди.

Кроме этих двух пар, в поход планировал поехать некто Розман, но за неделю до отправления он сдал билет из-за каких-то производственных проблем, которые не позволили ему взять запланированный отпуск. Встал вопрос о том, кто обеспечит группу дичью, и ГенВал, ранее заявлявший о том, что Пашу Борисова брать никогда не станет, поменял своё решение, и Паша пошёл вместо Розмана.

Дело в том, что в июле гуси высиживают птенцов, и подстрелить их не представляет труда. Разумеется, не на кладке, а уже после выведения птенцов, уже с подросшими гусятами. Паша, будучи универсалом, и стрелял, и ловил рыбу не хуже других. И эти его качества перекрывали вздорный характер, грубость и пренебрежение любыми договоренностями вести себя иначе. Собственно, это после сентябрьской поездки 2004 года ГенВал зарекался его брать, но если бы Розман нас не подвёл… Шестым в группе стал я. Итого – две байдарки-двойки и два каяка.

Маршрут, намеченный ГенВалом, обсуждению не подлежал и представлял собой следующее: на поезде до Воркуты, оттуда маршруткой до шахты Воргашорской, где в районе газовой подстанции начиналась тропа к реке Сейде – шесть километров пешком до реки и вниз по реке 70 километров до места, откуда предстоял волок восемь километров до реки Роговой, рыбалка на ней и возвращение на Сейду с последующим сплавом 55 километров до впадения реки в Усу. Там сбор и выход на железнодорожную станцию «Сейда», посадка на поезд и возвращение в Москву.

Мне, мало знающему все нюансы походной жизни, самым трудоёмким казался волок. Потому что одна укладка весила более 50 килограммов, и тащить её на себе представлялось весьма проблематичным. Но что делать, если хочется познать все свои неизученные возможности…

Наступил день отъезда, все мы собрались на Ярославском вокзале. Туда же подтянулись провожающие – Андрей Моисеев, Сергей Сухов. Людмилу и Галину провожали их сыновья, в глазах у ребят сквозила тревога за опасности, которые подстерегали их матерей, но сами новоиспечённые туристки были совершенно спокойны.

Стояла довольно жаркая июльская погода, а о том, что ждало нас в Воркуте, оставалось только догадываться. Уже через двое суток, восьмого июля 2006 года, мы оказались в Воркуте. И только выгрузились на перрон, почувствовали все +8 градусов тепла. Быстро натянули на себя тёплые вещи, благо мы их предусмотрительно взяли с собой. ГенВал побежал искать транспорт до шахты Воргашорской, а мы слонялись по перрону и фотографировались. Главной достопримечательности севера – мошки и комаров – в прохладном воздухе не наблюдалось, и наши дамы пока не подозревали об их существовании вообще.

Прибежал ГенВал, мы перенесли свои укладки в маршрутное такси и быстро поехали на шахту. Небольшая задержка случилась только у КПП, но с охраной вопрос решал сам водитель, и спустя пару минут нас пропустили к самой газовой подстанции.

Какова зависимость комаров от газа, сказать не берусь, но возле подстанции их было полно. Да крупных, прожорливых… Пока мы переобувались и переодевались для передвижения по тундре, малость пострадали. Наконец был дан старт, и, как обычно, ГенВал рванул вперёд. Галина вслед за ним. Потом двинул Паша, а самыми последними стали мы – Валера с Людмилой и я.

Судя по лужам, переполненным водою, дождь был совсем недавно, и это обстоятельство угнетало: было тяжело найти сухое место, чтобы поставить укладку при необходимости передохнуть. Поэтому, перенеся свою укладку на какое-то расстояние, я останавливался и наклонялся вперёд, чтобы дать возможность спине расслабиться. Стоял так некоторое время, отдыхал, затем выпрямлялся и начинал двигаться дальше. Ребятам повезло больше – они взяли с собою тележку.

Наконец движение по дороге прекратилось, ГенВал пошёл напрямик к видневшейся впереди реке. Мы телепались следом. Был светлый день, хотя по времени дело шло к вечеру. Но день всё продолжался и продолжался. Солнце скатывалось к горизонту, как бы ныряло за него и снова появлялось там же, ну, может, совсем рядом. Это были белые ночи.

Пройдя шесть километров, каждый с тяжестью ставил укладку и начинал помогать другим искать дрова, хотя собственно дров там не было. А веточки всё же находились. Растительность была только у реки, кустарник и травы. Свои первые впечатления я впоследствии отразил так:

Вдоль по берегу реки
Ночь бродили рыбаки.
То, что в тундре так привычно,
Мне казалось необычным –

Ночь по времени была,
Но она была светла,
Всё отбрасывало тень,
В тундре был полярный день.

Как бывает в первый раз,
Всё здесь радовало глаз:
Травы, мхи, цветы, кустарник,
Шум реки, простор бескрайний.

Всё, что видели мы здесь,
Вызывало интерес –
Плавный ход
Прохладных вод,

Дюн песчаных крутизна
И рельеф наклонный дна,
Брызги, пенные набеги,
Водных зарослей побеги,

Чудный сладкий вкус воды,
Разом горло леденящий,
И в расщелинах гряды
Ноздреватый снег лежащий,

Россыпь камешков различных
Всех оттенков и цветов,
Сочетаний необычных
И разнообразных форм.

Мы разбили лагерь. Ещё при сборах ГенВал предложил своё оборудование, в частности, палатку домиком для нас двоих – Паши и меня. По весу она была довольно лёгкой, и мы согласились. Таким образом, в лагере стояли три палатки.

Вечер продолжала такая же светлая ночь, и, хотя усталость брала своё, спать особо не хотелось. К тому же поблизости стояли какие-то туристы и громко общались. Отсутствие темноты как-то сбивало с толку, и утром, пока не глянешь на часы, остаёшься в неведении о времени.

Тем не менее, у ГенВала всё шло своим чередом. Мы позавтракали остатками поездной снеди, выпили чаю, собрались, снарядили свои плавсредства в готовности к отплытию. Следуя своему обычному правилу, он бросил всем короткое «Вперёд!», посоветовал не отставать и рванул так, что в последующие четыре часа непрерывного хода мы его толком и не видели.

Управление плавсредством, будь то каяк или байдарка, сродни умению ездить на велосипеде. Однажды научившись это делать, в дальнейшем просто совершенствуешь свои навыки и умения, применяя их в различных условиях. Хорошо, если рядом опытный товарищ. Хуже, если воспоминания, как поступить, приходят позже, уже после совершённого «манёвра». Мне приходилось восстанавливаться по совершенно недостаточному опыту передвижения на каяке по Усе и Шарью, разумеется, совсем не без ошибок. Впоследствии это отразилось немного коряво в первых стихотворных записках о поездке:

Вот к подножью языка
Я каяк свой направляю,
Торможу веслом слегка –
Скорость сплава замедляю.

Где кончается язык,
Слева – крупный обливник,
А за ним бурунчик вьётся.
Справа вал косой несётся.

Ниже – бочка, вал стоячий,
Буду мокрым, не иначе.
Сильный делая гребок,
Ухожу на правый бок.

Проскочив обливника,
Был водой облит слегка
И несусь что было мочи
Я с потоком прямо к бочке

И при входе в самый вал
Скорости ещё поддал.
Проскочил! И слава Богу!
Только вытер пот со лба,

Снова глянул на дорогу,
А дорога вбок пошла.
Ну а ниже по теченью
Ожидало приключенье:

Проскочив стоячий вал,
Я к прижиму прискакал.
Там, под берегом крутым,
Низко так растут кусты.

Их сухие корни-жилы
Из воды торчат, как вилы.
Сделав несколько гребков,
От прижима убегаю
И от тех сухих клыков
В сантиметре проплываю.

Этот первый день был пристрелочным. ГенВал потом жалел о том, что мы провели его нерезультативно, по сути, проскочив и рыбные места, и те, где можно было охотиться на зайца и гуся. Сам он, разумеется, успел и половить хариуса, и отдохнуть… А мы только и успевали грести да выгребать. Не успеешь причалить, как он уже выходит на воду и вовсю улепётывает. Только после обеда некоторое время мы шли наравне.

Вот здесь мне удалось отличиться. Буквально рядом с рекой находились пространства берега, видимо, залитые во время половодья. И там ГенВал решил поблеснить. Он предпочитает ловить на вертушки, как правило, № 4 «Блю Фокс». Судя по движению рыбы вслед за его блесной, ГенВал решил, что кто-то вот-вот будет её атаковать. Но рыба шла, хватать не собираясь. К ГенВалу присоединился Паша, с другой стороны залитого пространства подтянулся и я, вооружённый спиннингом с колеблющейся блесной.

Что происходило впоследствии, я так и не понял, поскольку щука, дважды уже сидевшая на блесне ГенВала, каким-то невероятным образом отцеплялась и уходила. А лишь единожды вцепившись в тройник моей колебалки, она таки позволила себя вытащить. Возможно, там была другая щука. На вид в ней было под два килограмма.

За день мы прошли 25 километров, и это показалось ГенВалу нарушением намеченного им темпа. В последующий день перед нами стояла сверхзадача – пройти 45 километров. В самый последний момент ГенВал вручил мне под видом общественного имущества пластиковое ведро без крышки со съестными припасами и пряностями и сумку с канами и мисками внутри. После чего только я его и видел… За ним спешно последовал Паша, а мы – Валера с Людмилой и я – так и шли, практически не теряя друг друга из виду. Только это обстоятельство и помогло мне сохранить часть продуктов из пластикового ведра ГенВала.

Река Сейда, в общем-то, достаточно спокойна в своём верхнем течении, и та гряда совсем незначительных порогов, наверное, была одной-единственной на всём переходе. И надо ж так было случиться, что я в них застрял. Да, знал уже по опыту Шарью, что нужно выбирать самую мощную струю, так называемый язык, но она оказалась несколько левее, и по ней шли Валера с Людмилой.

Каяк сел на камни и, как я ни ерзал в нём, чтобы сползти с камней, ничего не получалось. Оставалось одно – выйти на камни, облегчить этим каяк и потом сесть в него, уже находящийся вне порога. На словах это казалось простым, на деле вышло иначе. В результате каяк зачерпнул воды, но остался на плаву, а не привязанные вещи – ведро без крышки, сумка с канами и мисками – вылетели в воду… Содержимое ведра частично утонуло, частично поплыло по течению, а сумка с канами и мисками благополучно утонули. Я, так и не забравшись в каяк, стоял по грудь в воде у самых порогов.

Хорошо, что Валера и Людмила были поблизости и собрали то, что плавало. Я же вовремя заметил отсутствие сумки и нырял, чтобы достать её со дна. Мне это удалось с третьей попытки. Закинув злополучную сумку в каяк, я повторил попытку забраться в него с камней порога, и после этого погрёб следом за ребятами. В числе потерь оказались две банки тушёнки, банка любимой ГенВалом аджики, половник и бутылка подсолнечного масла. Тушёнка в конечном итоге нам не понадобилась – хватало рыбы и дичи.

Бешеная гонка завершилась только около 23 часов того же дня. Мы прошли 45 километров предписанного ГенВалом маршрута. И назавтра должны были отправиться на волок. Но не тут-то было…

Третья ночь в палатке с Пашей была не хуже первых двух. Паша храпел совершенно безбожно, и от этих надрывных звуков спрятаться было негде. Я уже дважды пожалел о том, что согласился с идеей ГенВала жить с Пашей в одной палатке, но деваться было некуда…

Утро следующего дня было внезапно тёплым: +20 в восемь утра. И как началось… Вылетела мошка, до этого прятавшаяся от холода. Первым пострадал я – в щели между курткой и футболкой мошка ползла и кусала. Мой живот был усыпан мелкими кровоточащими точками – местами укусов мошки.

Следующими стали наши дамы. Их крики о помощи, о глупости, которую они допустили, согласившись на эту поездку, о требовании возвращения их домой, причём незамедлительно, систематически нарушали глухую тишину тундры. ГенВал молчал.

После завтрака «Чапай» ушёл думать на реку и одновременно ловить хариуса. Мы с Пашей тоже оставались в неведении. Что делать – разбирать палатку, собирать укладку, готовиться к волоку, или оставить всё без изменений – никто не знал. Время шло, Валера с Людмилой сварили обед, и, когда ГенВал вернулся, мы сели обедать… Сели – это мягко сказано, поскольку в полдень температура воздуха повысилась до +35 градусов, стало душно. А кровососущие просто вцеплялись во всё живое, и спрятаться от них можно было только в палатке, где уже нечем было дышать от жары.

Дамы взвыли: «Пусть те, кто нас затащил сюда обманом, везут нас обратно». Паша встал на защиту ГенВала и отчитал обеих дам, напрямую отметая их требования, поскольку поход не чья-то прихоть, в него собирались заранее, мечтали о нём, и хотят дамы или не хотят, поход продолжится. Затем Паша обратился к ГенВалу с просьбой уточнить дальнейшие действия, исходя из сложившихся условий. При этом он предложил вернуться назад километров на двадцать, где было самое настоящее изобилие рыбы и дичи.

Прижатый к стенке с двух сторон, ГенВал сдался: волок отменил, но с возвращением не согласился. Нам предстояло в последующие десять суток похода идти вниз по реке, находить места в излучинах, где дует ветер и сдувает комаров и мошку, и там разбивать лагерь.

В этот день мы остались на месте, поскольку все устали от нашествия кровососущих и внезапно наступившей жары. Но день так не закончился. Уже перед сном Паша спросил меня: «Как думаешь, дождь будет?» Я окинул небо взглядом, а в тундре это сделать как раз плюнуть, заметил одно-единственное белое облачко на горизонте и уверенно заявил: «Откуда, Паша?» Он мне не ответил, а я снял с себя влажную от пота одежду и раскинул на пологе палатки – пусть, думаю, проветрится до утра.

Разбудил меня гром и струи дождя, летящие прямо с полога палатки мне на грудь! Прошло всего два часа, и началась гроза. Я выскочил из палатки, похватал своё уже изрядно намоченное дождём бельё, закрепил отлетевшую растяжку палатки. Но полог, прилипший к полотну палатки, всё ещё сочился водою. Я проклинал Пашу за его безалаберность – ставить палатку и проверять её перед сном входило в его обязанность, но разве ему что-то докажешь…

Утром стало легче: и в связи с определённостью дальнейшей жизни, и со снижением температуры после дождя. Каждый занялся своим делом: я оставался дежурить и пытался ловить рыбу поблизости, ГенВал и Паша разошлись в разные стороны, а Валера подался вниз по реке. Впрочем, к обеду все вернулись. Я нажарил рыбы, и это обстоятельство должно было примирить собравшихся.

Однако не тут-то было! Галина вновь стала требовать вернуть её с Людмилой назад в Москву. Впрочем, её уже никто не стал слушать. А ответ опять-таки сформулировал Паша: «Иди, если есть с кем!» На том бунт и прекратился. Торопиться теперь было некуда, а насилие со стороны мошки значительно ослабло. Меня радовало отсутствие волока. Вызывало жалость только то, что мы не захотели вернуться вверх по течению. Там действительно было изобилие птицы и дичи. Вот как это запомнилось в то время:

По реке мы проплывали,
Птиц и зверя наблюдали:
Было несколько семей
Диких северных гусей.

Выходя вперед отважно,
Выводки вели мамаши.
Желторотые гусята
Шли за ними, как солдаты.

Их на берегу реки
Ожидали гусаки,
С грозным видом так взирая:
Вдруг опасность есть какая?

Старшие, завидев зло,
Становились на крыло,
Криком всех оповещали.
Малыши спасенье знали:

Будучи в воде, ныряли,
А на берегу бежали.
Как домашние телята
На негнущихся ногах,

Нас встречали оленята
На заросших берегах.
Видя нас, они мычали
Как-то жалобно и горько,

Вслед по берегу бежали,
Не пугаясь нас нисколько,
Долгим взглядом провожали
И из виду пропадали.

Как оставшимся временем и расстоянием распорядится ГенВал, нас уже не волновало. Его желание было взять женщин, пусть теперь и думает. Женщины показывались из палаток исключительно в редкие минуты приёма пищи и по личной надобности. Солнечный день сменился серым небом и периодически шедшим дождём, так что загорать в первую неделю вообще не пришлось.

Отсутствие какой-либо спешки вообще позволило нам с головой уйти в рыбалку. Причём в верхней части реки чаще попадался хариус, а уже ниже – щука и окунь. Переживания, доставляемые ловлей, отразились в стихотворных опытах того времени:

В эти рыбные места
Мы забрались неспроста.
Вон пошла вода кругами
Здесь и там, глядите сами.

Это хариус играет,
Мух с поверхности хватает.
Ну а здесь, на мелководье,
Стаи мелких рыбок ходят.

Это хариуса молодь.
Здесь же щука, линь и окунь
Эту молодь ловко ловят.
Сразу после переката,

Поперек реки, с захватом,
С берега со взмахом хлёстким
Спиннингом бросаю блёсны
И отлаженным движеньем

Ощущая напряженье
От вращаемой струей
Брошенной блесны моей,
Я крутил свою катушку.

Леска медленно, натужно
Шла на шпулю из струи.
Вдруг движения мои
Что-то там остановило

И с невероятной силой
Стало рваться в стороны,
Словно заколдовано.
То потянет по теченью,

Остановится, стоит,
То возобновит движенье,
И трещотка вновь трещит.
Наконец, меня измучив

И себя вконец достав,
Ярким блеском стали лучшей,
Серебристой рыбой став,
Из струи, как литый брус,

Появился хариус.
И уже на мелководье
Он опять пытался шкодить:
Биться, прыгать и скакать.

И на берегу опять.
Так и прыгал он, пока
Не взяла его рука,
Чтобы вытащить тройник.
Лишь тогда от боли стих.

По мере продвижения вниз изменялся прибрежный ландшафт. Низкорослую берёзку сменили кусты других растений, потом стали появляться одинокие берёзы, сосны, а ещё ниже начался обычный лес. Дров было в избытке, и надобность в их поиске для скороварки и канов практически отпала.

Менялась и сама река. Она становилась шире, на склонах неслась шумно вниз, на мели возникали перекаты, а под ними мы искали хариуса и щуку. Удовольствие от рыбалки получали все. Правда, наши дамы в ней не участвовали. Но просто так отсидеться в стороне им не удалось, и спустя пару суток они стали приобщаться к повседневной жизни в походе: помогать своим друзьям в приготовлении еды, чистить рыбу, мыть посуду и так далее. Жизнь приобрела новые краски, и, хотя погода нас не жаловала, с женщинами было как-то веселее.

На седьмые сутки продвижения по реке мы попали на так называемые выростные пруды. Дело в том, что при паводке вода заливает окрестные низины, и после схода часть её там остаётся. Так образовались пруды, в которых волею случая или паводка живут рыбы – и окуни, и щуки, и другая живность. Собственно, сами пруды не так близки к основному руслу реки, а находятся где-то в полутора-двух сотнях метрах от него. Протока то и дело пересыхает, прекращая временную связь с рекой.

Вот туда мы с ГенВалом и отправились. Неподалёку от этих прудов ещё сохранились остатки дома, некогда поставленного разведчиками нефти, бурившими то тут, то там скважины, и впоследствии оставленного ими за ненадобностью. Дом какое-то время служил пристанищем какому-то бедолаге, пока он его не сжёг. Вокруг ещё располагались проржавевшие ёмкости, залежи угля, горы пустых консервных банок – эти характерные следы пребывания бурильщиков. Пруды же, возможно, были образованы не без их помощи.

Как выживают эти рыбы там зимой и чем вообще питаются, было интересно, поскольку достаточно было мне забросить метров на пять против ветра блесну Mepps № 1, как тут же на неё набросилась щучка граммов под триста… Вообще, эта рыбалка меня страшно удивила! Не было практически ни единого заброса, когда бы кто-то – то ли щучка, то ли окунь – не атаковал блесну. Именно вертушку, поскольку колебалок я с собою на пруд не взял.

Итог рыбалки за час меня просто ошеломил: шесть щук весом от полукилограмма и до одного, и десяток окуней не менее 250-300 граммов каждый… Что удивительно, ГенВал не поймал там ни единой щуки. Говорил, мол, не хотел! А я только посмеялся над этим феноменом.

Впрочем, вернувшись в лагерь, мы порадовались успехам Валеры, который из русла реки вытащил не одного крупного окуня. День был яркий, солнечный, и нашим дамам пришлось изрядно поработать, чтобы рыба не пропала. Они налепили котлет, наварили ухи, и обед был, что называется, царским. ГенВал всё же наверстал упущенное на прудах: уже вечером того же дня, спустившись ниже по течению, он подцепил щуку на два с половиной килограмма.

ГенВал не просто взял с собой знакомую, он вёл дневник, делал массу снимков, чтобы впоследствии оформить ей подарочный альбом. Кроме того, часть пойманных хариусов он хотел завялить. И ведро с этим сырым полуфабрикатом снова доверил перевозить мне…

К сожалению, погода изменилась, и по-настоящему солнечных дней было очень мало. Зато дождик сыпал, хоть понемногу, но каждый день. ГенВал раскладывал рыбу по камням, периодически её переворачивал, а за ночь она снова отсыревала… Я втихую посмеивался над его стараниями угодить подруге, но ведро исправно закрывал… Забегая вперёд, отмечу: рыба так и не завялилась, а стойкий запах вони из ведра к концу рыбалки меня совершенно измучил.

И всё же нашим попутчицам выпало счастье купаться в Сейде и загорать на её берегу в один из погожих дней. Причём купались практически все, кроме меня. Дамы визжали, окунаясь в холодную воду Сейды, потом бежали на нагретую под солнцем гальку и, вытершись, ложились загорать. Я же увлёкся удивительными строениями, создаваемыми ветром из песка. Одно из них даже попало на фото.

Практически под конец похода выпал день моего рождения. Тяжело представить себе, скольких усилий мне стоило не распить до этого бутылку армянского бренди, которую я привёз туда, и не сломать вафельный торт. С самого утра мои попутчики проявляли самые лучшие качества, которыми их наделила природа, выражали мне своё почтение и высказывали пожелания.

Поскольку этот день пришёлся на одну из днёвок, мы собрались за импровизированным столом, и каждый смог сообщить мне то, что пожелал. Начал, как водится, ГенВал, и в конце торжественной речи вручил мне нож с инкрустацией. А поскольку нож не принято дарить, я как бы передал ему несколько рублей за него.

Продолжил поздравления Валера, за ним Людмила, Галина, и в конце произнёс пожелания Паша. Галина была столь благосклонна, что подарила мне на память цветущий куст шиповника. Трапеза была совмещена с обедом, в ходе которого мы, наконец, выпили этот злополучный бренди и на сладкое съели вафельный торт. И я под громкие овации моих коллег по увлечению перешагнул из пятого в шестой десяток лет.

Шедшие практически каждый день дожди существенно наполняли реку, и воды становилось всё больше, а рыбы, соответственно, всё меньше. Вода шла мутная, грязная, какая уж там будет рыба… Берега, заросшие лесом, пополнили наш рацион грибами, но это мало радовало.

Наконец впереди на значительной высоте показался мост, и по мере продвижения к нему мне удалось увидеть проходящий состав. Поход шёл к завершению, а Сейда – к впадению в Усу. По существу, совсем чуть-чуть проплыв от места слияния рек, мы очутились у берега, круто уходящего вверх, где шла тропа к железнодорожной станции «Сейда».

Нам оставалось немного: разобрать плавсредства, собрать вещи, разбить лагерь, переночевать, чтобы с утра следующего дня подняться вверх по тропе и выйти к станции. Но нас не покидал некий авантюрный настрой. Поэтому по решению ГенВала дам направили в станционный буфет за спиртным, и хотя ГенВал конкретизировал задачу: брать только пиво, дамы поступили по-своему. Это, разумеется, выбило ГенВала из колеи, но зато остальным участникам похода пришлось по душе. Ночь, впрочем, прошла почти без происшествий. Правда, Валера всё же пострадал от тяжёлой руки Людмилы… Да, она его иногда лупила… после пьянки. Что делать, любовь зла.

Утреннее пробуждение, завтрак, подъём с тяжёлыми укладками на спинах по круто восходящей вверх тропе вывели нас к станции, где ещё довольно долго пришлось ждать поезд. Сама по себе поездка понравилась и впоследствии превратилась в ежегодный маршрут, куда потом ГенВал кого только ни водил…

Не было позднее там только наших случайных попутчиц – Людмилы и Галины. Они ещё какое-то время оставались подругами Валеры и ГенВала, а потом и вовсе исчезли из нашего поля зрения. Но впечатление о том, как ГенВал сдавал свои нерушимые позиции руководителя под душераздирающие женские вопли: «Везите нас обратно, обманщик!», осталось неизгладимым в моей памяти. Да, чего только ни сделаешь ради женской благосклонности…


© Copyright: Алмиханд, 2016
Свидетельство о публикации №216100501821