Погода после неожиданно тёплых до поздней осени дней наконец «сломалась» и целую неделю гнала на деревню холодный восточный ветер, который выдувал тепло из развёрнутых к солнечной стороне домов. Уличный термометр неуверенно колебался около нуля, и только ночами, когда чистое небо светилось россыпью созвездий и Млечный путь до утра вращался вокруг Полярной звезды, приклеенной к вершине старой берёзы, обречённо показывал на мороз.
Близкое озеро дымилось по ночам рваными клочьями тумана, гудело под ветром и шлёпало мелким прибоем. Правда, по утрам старые тростники уже были обвешаны льдистыми колокольчиками и трава вокруг седела от осевшей влаги, но озеро ещё гуляло, и несколько крякв продолжали деловито рыться на мелководье, иногда смешно задирая свои утиные задницы в попытках достать лакомство с большей глубины.
Ледовые закраины уже обхватили своими холодными руками небольшие заливчики и подветренный берег под рощей. Хотя, повторяю я, озеро сражалось, взяв себе в помощники сильный ветер. Оно ещё морщилось сердито, гоняло короткую злую волну. Не хотело сдаваться, боролось, не желая признавать своё неизбежное поражение.
Наконец надоевший ветер к ночи стих. В доме сразу потеплело, но на улице всё так же холодно. И вот, пользуясь передышкой в небесах и сонным расслабленным настроением в природе, к успокоившемуся озеру подкрался первый острый морозец и, словно фокусник покрывалом, накрыл воду легкой кисеёй морозного тумана. Его помощник – молоденький, скользкий, как ледышка, месяц – послушно сыпал сверху волшебными заклинаниями: «Сим-салабим! Ахалай-махалай! Крибле-крабле-бумс!» и щедро поливал тихие землю и воду холодными белыми и голубыми красками.
Крепнущий от своей безнаказанности мороз в этом светящемся голубоватом ночном тумане начал творить чудо! Ледяная чёрная вода, смешавшись с лунными красками, вдруг, буквально на глазах, стала прорастать колючими иголками. С каждой минутой их всё становилось всё больше, вода густела, уходила куда-то вниз, выталкивая наверх ледяные кристаллы. Они росли, склеивались, сцеплялись между собой – вот уже целые островки плавают по поверхности.
А месяц сверху всё льёт и льёт свои неоновые краски, замешивая волшебный раствор. Всё больше и больше кисельных островов-островочков появляются на воде, и уже скоро они сплошным ковром устилают спящее озеро. Ещё немного чародейства, и вся поверхность озера разом, как по команде, теряет свою матовость и покрывается ровной блестящей плёнкой – это ледяные самоцветы сошлись, спаялись и преобразились в нечто совершенно другое, в целостное, прозрачное и прочное.
Месяц по команде фокусника сваливается за темнеющий за полями голый лес, уходя с арены, и волшебник-мороз, закончив фокус, тут же сдёргивает своё волшебное туманное покрывало с ночного озера: «Ап!.. Готово!.. Получите!»
И не узнает показавшееся над седым от инея полем позднее румяное солнце знакомого озера: ярко блеснёт оно под его лучами первым гладким и чистым ледком! Удивится солнце несказанно, полезет вверх, пытаясь прожечь молодой лёд своими лучами, но быстро поймёт, что силы уже не те, что мороз сильнее, и что не растопить ему эти ледяные оковы. На том и успокоится и будет до самого вечера просто любоваться забытыми с прошлого года пейзажами. И само озеро, поняв поутру, как его окрутили в темноте, ещё поворчит в глубине немного, покрутится, как собака перед сном на своей подстилке, да и смирится, уляжется подо льдом аж до самой весны…
Слухи о том, что озеро стало, быстро разбежались по округе. Последние, самые упорные утренние утки, пометавшись в поисках хоть какой-нибудь озёрной полыньи, ещё по тёмному отлетели в поисках незамерзающих перекатов на ближайшие речки, либо, огорчённо махнув крылом, тронулись-таки на юг. Туда, где мороз ещё не наложил свою ледяную печать на открытую воду и где ещё можно вволю поплавать средь осенних берегов.
Но, конечно, прежде всех об этом событии узнал Рыбак… Ещё с ночи он выходил на улицу, слушал внезапно наступившую тишину, глядел на термометр, верно показывающий минус, и возвращался к себе на кухню, где при скупом свете экономной лампочки ещё и ещё перебирал давно собранный зимний ящик со снастями. Курил, поглядывая на часы, и ждал рассвета…
И вот, когда за окном засерело, он тихо собрался, оделся и, бесшумно прикрыв за собой входную дверь, вышел в утренний мороз. Ноги сами несли его к озеру, оскальзываясь на заиндевелых кочках, и порой только острая пешня и позволяла ему удержаться на нетерпеливых ногах.
Вот и озеро – новое, чистое, блестящее на восходе, покрытое тем самым желанным, сотворённым в ночи первым льдом! Рыбак, сдерживая нетерпение, успокоил дыхание, постоял на берегу, покурил и, дождавшись солнца, как в неизвестность шагнул, наконец, на прозрачное озеро!
Неверный утренний ледок прогибается под ним, дышит, проседая, потрескивает, но, главное, держит. Постоял рыбак немного, нажимая ногой, проверяя на прочность стеклянное волшебство. Потом осторожно скользнул ногой – раз, другой, не спеша обживаясь на новом льду, и вдруг остановился, словно зачарованный, залюбовавшись на прозрачные чертоги у себя под ногами. На заросли водорослей, застывшие причудливыми кудрями, на близкое дно с палочками всякими, ракушками, жуками-плавунцами и опавшими листиками, застывшими, как затонувшие кораблики.
Вспомнил, как в детстве надолго прилипал носом к подаренному на день рождения аквариуму. Как часами разглядывал причудливые очертания элодеи, криптокорины и валлиснерии – эти названия подводных растений всегда пахли какими-то заморскими ароматами. Гипсовый грот на песчаном дне был полон флибустьерских тайн – там, казалось, было идеальное место для сокрытия всех пиратских сокровищ! И неоновые рыбки сверкали в глубине отблесками самоцветов. Вспотевший нос тёрся по стеклу, оставляя следы, а он всё глядел, глядел туда, в загадочные глубины, не в силах оторваться, и только строгий голос матери заставлял его-таки вернуться к недоделанным урокам. Но всё равно, сидя за столом, он то и дело косился на яркий кусочек моря, ждущий его в самом тёмном углу комнаты…
Вот и сейчас рыбак, подумав, встал на колени. Потом и вовсе лёг плашмя на лёд и, прикрыв голову руками, стал, как тот самый мальчик из детства, вглядываться в прозрачные хоромы подо льдом, ощущая уже немолодым носом холод ледяного «стекла» и оставляя на нём прежние жирные следы…
Внезапно что-то живое нарушило эту волшебную и сонную картину. Это окунёк вдруг влетел в центр застывшей композиции и затормозил удивлённо, уставившись на тяжелую тёмную тень рыбака, нависшую над ним. Увидев глаза рыбака, в упор смотрящие на него сверху, он взъерошился, поднял свой колючий спинной флаг-плавник и медленно стал сдавать назад, подрабатывая алыми плавниками, но продолжая неотрывно смотреть вверх своими удивлёнными глазами. «Боже! - читалось в его взоре, - неужели ОНИ существуют!»
Рыбак лежал неподвижно и вскоре заметил, как к первому пораженному увиденным окуньку постепенно начали подтягиваться его собратья, возникая, как тени, из подводных джунглей. Они обступали новоявленного «апостола» и смотрели сначала на него, замершего в священном ужасе, а затем, следуя его взгляду, так же не спеша поднимали свои взоры вверх и так же цепенели в немом благоговении… Это продолжалось несколько минут, а потом, то ли рыбаку вновь, как в детстве, послышался голос уже покойной мамы, зовущей его к урокам, то ли ещё что привиделось, но он шевельнулся, и всю полосатую бригаду как ветром сдуло!
Рыбак полежал на льду ещё немного, запоминая увиденное. Потом поднялся не спеша, покосился на ещё близкий берег с замёрзшими метёлками тростника, взглянул на уже хорошо поднявшееся бордовое солнце, улыбнулся и тронулся дальше на глубину. Несколько скользящих шагов, и вот он уже в паре десятков метров от берега. Дна здесь не видно. Вернее, почти не видно – оно слегка угадывается где-то там, на самом дне волшебного аквариума, хотя детали уже потерялись, растворились в толще утренней воды. Рыбак останавливается… Пора приступать!..
Ящик опущен на прозрачный лёд. Легкая пешня несколькими уколами пробивает небольшую дырочку во льду и туда, скользнув холодной змейкой, уходит тонкая лёгкая блёсенка... Самая проверенная и самая уловистая по первому льду! Сердце замерло в груди... Взмах руки... пауза... ещё взмах... Рыбак торжественно, как дирижёр перед невидимым оркестром, начинает не спеша выписывать своей рукой причудливую мелодию увертюры к новой зимней рыбалке. «Скрипки – не спешить! Альты – спокойнее!.. Духовые – душевнее!.. Начали!..»
ПЕРВАЯ!..
ЗИМНЯЯ!!..
РЫБАЛКА-А-А-А!!!..
Судя по всему - не писать Вы уже просто не сможете
