Смельчак

Колюня – здоровенный детина тридцати лет – считался в деревне самым смелым парнем. И не просто так считался, а за то, что даже глухой темной ночью не побоялся на спор сходить на старую мельницу, где, по слухам, привидения водились, и принести оттуда горсточку серой ржаной муки...

На самом же деле детина всю ночь просидел в стогу сена, а под утро поддел своей огромной лапищей гнилую доску Матрениного амбара да и нагреб оттуда пшеничной трухи напополам с пылью, выдав её свидетелям спора за набранную на мельнице муку.

А ещё недавно совсем они с Мишкиным дедом чуть настоящего черта не заловили, до темноты гоняя его с вилами и дубиной в зарослях векового бурьяна. Матренин старый козел Борька до сих пор с ужасом вспоминает, как удалось ему под покровом ночи наконец-то прибиться к родному сараю... «Эх, матерый чертяка ушел!..» - сокрушался потом Колюня. Малых-то бесенят он частенько по горнице гонял, когда выпимши был, так то ж детки чертовы, маленькие ещё... А вот взрослого черта так и не удалось изловить.

Но, так или иначе, простой и добродушный Колюня за свою храбрость пользовался у местных мальчишек неоспоримым авторитетом. А кто постарше, чудаки, выслушивая его рассказы, только пальцем у виска крутили и с насмешкой отворачивались.

В тот вечер рыбачили они с Мишкой на озере вдвоём. Мишка с блесной охотился за злыми и яростными ранней осенью на поклёвку щурятами, а Колюня с допотопной бамбуковой удочкой высиживал карасей, вальяжно привалившись спиной к пеньку давно спиленного тополя, надвинув на глаза кепку и подрёмывая в отсутствии клёва.

А озеро то неширокое совсем было, ну, метров пятьдесят от силы. Берег его противоположный порос кудрявыми ивами, свесившими свои длинные ветви до самой воды, а за ними стеной поднимался десятка на три метров вековой глиняный крутояр.

Мишка всё норовил угодить блесной под самые ивовые ветки, думал, что там в засаде обязательно должны щучки стоять. Трудно было угадать с забросом, Мишка не докидывал всё то два, то три метра. А тут размахнулся посильнее да и угодил блесной в ветки, в самую гущу.

Зацепилась блесна, к тому же так предательски крепко, что, сколько Мишка ни дергал, ни в какую не хотела отцепляться. Дернул Мишка посильнее – тенькнула леска и лопнула, а блесна так и осталась висеть елочным украшением на ветке, игриво сверкая разными цветами в лучах заходящего солнца.

Жаль было блесну – новая совсем, ещё ни одну щуку он на неё не поймал. Да и когда бы он успел, если её папка только вчера из города привез. Блесна красивая, под малька сделанная, и наклейка на ней специальная рыбью чешую изображает. Сплавать бы за ней, пятьдесят метров-то всего. Да только водица осенняя уже остыла, и Мишке лезть в нее не хотелось.

Тогда он решил блесну по-другому спасти: обойти озеро, влезть на яр по ступенькам, специально для спуска-подъема лопатой сделанным, прийти к тому месту, где блесна на дереве висит, и уж там к воде спуститься.

Ходу вокруг озера всего-то минут двадцать. Собрал Мишка спиннинг и пошел. Проходит мимо Колюни и слышит, как тот храпит громко и смешно так во сне губами причмокивает, ну чисто младенец. Уморило, знать, Колюню бесклёвье!.. «Ну и пусть себе спит, - решил Мишка. – Комаров нет, не заедят. Ночи тоже ещё теплые, без заморозков...»

Влез Мишка на яр и дошел до того места, где ему спускаться надо. А яр крутой, как отвесная скала, и ступенек здесь нету. Но тропинка, неизвестно кем натоптанная, всё же виднеется среди зарослей лебеды. «Значит, спускался здесь кто-то до меня», - решил Мишка и, оставив наверху снасть, стал осторожно карабкаться вниз.

Тут-то и вспомнил он упомянутого уже сегодня козла Бориса и то, как он мог, словно заправский альпинист, на любую гору забраться, будь хоть она ледяная и солидолом смазанная... «Да, жаль, я не козел!» - успел подумать Мишка, оступившись на скользкой тропинке и кувырком летя вниз. В голове лишь мелькали слова давно читанной в детстве сказки: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел...» Ну, колобок чисто!

Остановила, правда, Мишку не хитрюга лиса, а раскинувшая свои объятья кудрявая ивушка. В полете своем Мишка умудрился потерять шлёпок и вырвать приличный клок сзади на брюках. Встал Мишка, потирая ушибленный тыл, и огляделся: прилунился удачно, как раз к тому дереву, на котором его блёсенка висела. Вздохнул он и стал через густые ветви пробираться к стволу.

Уж что-что, а по деревьям Мишка лазал ничуть не хуже, чем рыбу ловил, дай бог каждому! Полз он, обнимая руками и ногами скользкий ствол, как электромонтер по столбу, только ни когтей, ни даже отвертки у него с собой не было. Были, правда, ногти, две недели не стриженные, но теперь они скорее мешали, чем помогали лезть.

Вот уже и ветка тонкая, на которой Мишкина блесна висела. Она и без того над самой водой нависала, да ещё Мишка ее своей массой пригнул так, что теперь сам висел вниз головой, и расстояние до воды всё опаснее сокращалось.

Стал Мишка к блесне рукой тянуться. Тянулся, тянулся, как кошка Проныра за сушившейся на бельевой веревке рыбой, тянулся, тянулся... Ещё рывок, и блесна крепко зажата в кулаке. Только вот вторая рука, предательница левая, отпустила скользкую ветку, и плюхнулся Мишка в воду вниз головой – словно щучкой занырнул!

А глубина небольшая там была. Вынырнул Мишка, пучок тины на голове, а на нем, на самой Мишкиной макушке, лягушонок зеленый сидит и испуганными глазенками по разным сторонам зыркает, мамку ищет.

И тут заметил Мишка, что проснувшийся от всплеска Колюня тоже на него уставился и не моргает, а глаза у него круглые-круглые и ото сна осоловевшие, наверное, понять ничего не может. Тогда пришла Мишке на ум шалость...

- Р-р-р-р-р!!! – угрожающе зарычал Мишка, и с вцепившимся ему в макушку всеми четырьмя лапками лягушонком погрёб к Колюне.
- Р-р-р-р-р!!! – не переставал рычать Мишка. – Буль-буль-буль!!! Р-р-р!..

Смотрящий на всё это Колюня моргнул два раза да как вскочит, как заорет:
- Карау-у-у-ул!!! Спасите-помогите! Помогите-спасите!!! Чертяка!!! Чертяка!!! Меня сцапать хочет!..

Вскочил Колюня и пулей помчался в деревню, сверкая пятками и спотыкаясь о кочки и кусты.
- Карау-у-у-ул!!! Помоги-и-и-ите!.. – доносилось издалека.

А Мишка выбрался на берег, снял с головы пучок травы и лягушонка и, обращаясь к нему, потому что никого больше не было, проговорил:
- Вот чудак! Сбежал чего-то. И даже удочки не захватил!..