Таинство щучьего нереста

Просыпающееся от зимней спячки озеро наполняют ручейки талой снеговой воды. Серый лед, вспухший от влаги, устав держаться за оттаивающие скользкие берега, всплывает неуклюжей громадиной. И тогда на прибрежные низинки и ощетинившиеся тростинками камыша поливы выходит сонная, еще не отошедшая от удушливой зимовки щука.

И если осторожно подойти к кромке талой воды и приглядеться внимательно, то можно увидеть на поверхности лежащее черное бревно, будто выплывшее из ледяного плена вместе с токами вешней воды. Ан нет, на поверку оказывается, что бревно это живое, стоит, едва шевеля плавниками и сонно раскрывая жабры. Щука жадно глотает столь дорогой кислород, наполняя им свои клеточки и клеточки будущего потомства, которое обильными ярко-оранжевыми гроздьями заполняет тугое и обвислое брюхо. Шевельнешься неосторожно, подашь неожиданно возглас, и, флегматично развернувшись, уплывет сонная громадина обратно под лед, шевельнув лениво бурым своим хвостом.

Но вот пригреет ласково щедрое на весенний загар солнце, продолжая нещадно топить ледяную твердь, и, почуяв тепло, начинает щука выходить из-подо льда массово, гонимая на едва прогретые отмели и затопленные половодьем прибрежные луга необоримым инстинктом продолжения рода. Смотришь: то тут, то там раскачиваются камышинки, хотя ни дуновения ветерка нет. А это ходит-трется о камыш и траву обремененная икрой «мамка», а за ней поспешает добрый десяток «папаш», в разы уступающих в габаритах икряной самке, стремящихся скорее оплодотворить выметанную икру своими молоками. И ведь в другое время, попадись такой доморощенный кавалер «мамке» на глаза - живо бы проглотила, не задумываясь. Но сейчас не до этого ей, спешит ослабониться от созревшей икры, и, выполнив свой долг, уйти обратно на глубину и залечь на дно, заслуженно отдыхая в полудреме.

Но бывает, что освободившаяся от икры щука, а может быть, и вовсе по какой-то причине ее не имевшая, а просто вышедшая навстречу талой воде вместе со всеми, оскоромится незадачливым ухажером, ослепленным любовным пылом.

Частенько, надев сапоги с высокими голенищами, бредешь не спеша по отмели, и тут вылетит из камыша да и ткнется тебе в ноги острым носом черная торпеда, да так, что охнешь от неожиданности. А за ней, суетливо мечась меж сапог, устремятся вдогонку пяток любвеобильных самцов, и никакого им до тебя нет дела, кроме, наверное, досады рыбьей за то, что попался им на пути.

Но вот приходят на берег разлившегося озера люди… И не для того, чтобы подышать свежим воздухом, не для того, чтобы полюбоваться брачными играми пятнистых хищников. В руке один из них держит тяжелую острогу с хищно торчащими зазубренными остриями, другой ружье, смертоносно заряженное мелкой дробью. А третьи, натянув голенища болотников или забродной комбинезон, полезли растягивать вдоль камыша длинную сеть-китайку… И начинается тут страшное пиршество хищников, для которых нет ничего святого: даже продолжение щучьего рода, от которого зависит радость и успех рыбалок на многие годы вперед, превращают они в беспринципный и циничный акт сиюминутного получения сомнительной прибыли.

И раздаются над тихой водной гладью выстрелы, и выбрасывают на берег посеченных дробью икряных рыбин, а вместе с ними и подвернувшихся под выстрел самцов. И поднимают на зубья остроги наколотых самок, с которых льется созревшая икра. В любовном дурмане не замечающие сетей, мешками набиваются в драные «китайки» очумевшие щуки. Но и этого людям мало: выпутав из сети икряную «мамку»: привязывают ее длинной веревкой к воткнутому в дно колу. И лезут тогда к ней доверчивые самцы, и накалывают их тут же, беззащитных, острогами…

Тогда зажигаются прямо на берегу чадящие сырыми дровами костры, рекою льется выменянная на рыбу дешевая дрянная бормотоха. И захмелевшие люди в пьяной удали своей лезут в воду с зажженными фонарями, даже ночью не давая нерестящейся рыбе пощады…

Но проходит несколько дней, и сходит на нет щучий нерест, скатываются уцелевшие, и, дай Бог, отнерестившиеся рыбины на глубину. Тихи и пустынны становятся воды разлившегося озера, но долго еще слышно, как бахвалятся убийцы друг перед другом:

- Добро мы этих щук проредили, добро!..
- Да, пощелкали мы их на славу!..

…А выйдя через год на берег того же озера, уже не суждено увидеть праздник продолжения жизни: пусто колышутся выдавленные на полои талые воды, да шнурок-недомерок, налитый молоками, тщетно рыскает среди пожухлых тростинок в поисках набитой зрелой икрой «мамки»…