…Солнце еще не показалось из-за горизонта. В неподвижной воде отражаются темные верхушки камыша, перистые облака на просветлевшем небе, да возвышаются поплавки с красными шариками на макушках. Кажется, что Казачий пруд ещё дремлет, но это не так. Вот поплавок Настиной удочки притопился, будто нехотя, и полностью скрылся в воде. Выдержав, как и положено, небольшую паузу, супруга подсекла и вытащила небольшого окунька, соблазнившегося пескарем.
Здесь мы не были ровно два года. И за время нашего расставания Казачий пруд будто и не изменился вовсе. Всё так же к осени после жаркого лета в нем сильно падает вода, оставляя топкие и грязные берега: пытаешься подойти к кромке воды, и ноги вязнут выше колена. Всё так же топорщатся камыш и куга, в заросли которых так удобно завалиться с хрустом, ожидая поклёвки зубастой хищницы на живцовую удочку. А вот окуни что-то обмельчали: если позапрошлой осенью здесь брали отменные горбачи граммов по 300, то сейчас клюют лишь матросики чуть больше указательного пальца. И то мы поймали только двух, которые соблазнились мелкими пескарями.
Но больше всего нам интересно, как поживает здесь щука? Не «погорела» ли зимой от недостатка кислорода? Не добрались ли до этого пруда, удаленного от жилья и затерявшегося среди бескрайних полей, нелюди-электроудочники?.. Таких мыслей, одна тревожнее другой, в голове роилось много, пока смотрел на неподвижный поплавок, а из-за пригорка медленно выползало заспанное солнце.
Весь день накануне этой рыбалки мы пытались добыть живца. Перво-наперво в зарослях бурьяна возле старого сарая отыскал оставшиеся от деда верши, искусно сплетенные из алюминиевой проволоки. По-местному такие конструкции называются «самоловки». Заложил в них пшеничную кашу в качестве привады да оставил на ночь, утопив возле стены камыша. Утром вынул из самоловок трех пескариков, особенно лакомых для окуня, восемь объевшихся кашей карасей с ладошку, которые для живцовой ловли были великоваты, да двух карпиков-недомерков отпустил с миром. До обеда в самоловку залез ещё один оголодавший карась некондиционного размера. И тогда нам с Настей пришлось копать червей и браться за поплавочные удочки.
За два с небольшим часа рыбалки с полуразрушенного дощатого мостка, схоронившегося в камышах, выловили мы ровно двадцать пять карасей, из которых едва ли половина могла называться живцами, остальные были размером с добрую ладонь да пузаты до неприличия. Ну да ничего, для хорошей рыбалки нам и этого хватит. Был бы щучий клев…
А его в это утро всё нет и нет. Вот уж и солнце поднялось высоко, часы в телефоне показывают девять утра. Пора бы, пора щуке начать свою охоту, шумными всплесками обозначив себя, как прежде. Но тиха и невозмутима вода Казачьего, лишь в ухвостье пруда на мели смачно шлепнул одинокий хвост. Быстро смотав одну из поплавочных удочек, иду туда.
Ширина от берега до берега здесь метров десять, заброшенный поплавок смирно стал ровно посередине. Полюбовавшись, пошел за второй удочкой, оставшейся под присмотром супруги. Подхожу, а Настя в даль рукой указывает и говорит: «Поплавок утонул!». И правда: только что торчал над водою, а сейчас скрылся, будто и не было его вовсе.
Позабыв всё на свете, бегу что есть духу по покатому берегу к сработавшей снасти. Трава выше колена цепляется за ноги, да еще ондатры понарыли свои ямы, как ловушки. Запыхавшись, всё же преодолел пятидесятиметровку с препятствиями и, не отдышавшись даже, взялся за вываживание. У щуки было достаточно времени, чтобы хорошо заглотить крупноватого живца. Как ни трясла она мордой, как ни металась из стороны в сторону, всё же выволок я пятнистую больше килограмма весом на берег. Тройничок цепкий надежно держал её, сидя в самом углу зубастой хищной пасти.
Так, значит, здесь щука, на мели - пасет малька, вышедшего на пригрев. Вон как вскипает вода над травой при нашем приближении! Сюда, к самому берегу, в поисках спасения от жадных и вечно голодных хищников прибились мальки-сеголетки. Настя даже изловчилась и несколько полупрозрачных рыбок зачерпнула ладонями.
Тихо, стараясь не шуметь, забросили снасти. Вода к осени прозрачная, и видно, что за кромкой ещё не опавшей травы, там, где покатый берег обрывается в глубину, стоят окуньки, ожидая, что какой-нибудь зазевавшийся малек выйдет из своего укрытия. А то, устав ждать, совершают гурьбой варварские набеги, и тогда испуганная мелочевка сама на сухое выскакивает, лишь бы не оказаться в ненасытной окуневой утробе.
Недолго плавал мой карасик, насаженный на крючок. Плавно притопился массивный ярко-красный поплавок, лишь макушка его осталась слегка торчать на поверхности, указывая, как медленно уплывает взявшаяся щука подальше от берега. Давая ей время, я досчитал до тридцати, выбрал слабину и резко подсек. Удилище изогнулось, хищница заметалась в глубине, наворачивая круги. И на этот раз повезло: освободилась от крючка пятнистая, но уже на берегу, под ногами рыболова. Чуть покрупнее попалась, чем первая – уже приятно.
Намедни, зная о том, что живец будет великоват, мы поставили на наши снасти поплавки помассивнее – грузоподъемностью аж двадцать граммов. Огрузили их десятиграммовыми «оливками», остальной вес оставили «на откуп» живцам. И не прогадали: бойкие карасики не могли потопить крупный поплавок, зато видно такой сигнализатор поклёвки издалека, а щуку его размер не смущает вовсе.
Вот опять ярко-алая макушка скрылась под водой, но, видно, затянул я на этот раз с паузой: щука почувствовала подвох и живца выплюнула. Поплавок снова показался на поверхности. Вытащил снасть - на крючке болтался карасик с порезами на теле, не совместимыми с жизнью…
А потом клёв закономерно притих, время приближалось к обеду. Какая-то мгла стала наползать на небо, закрывая солнце мутной кисеей. Но было тепло, даже и не скажешь, что середина осени. Мы с Настей, примяв под себя шуршащие сухие стебельки куги, наблюдали за тремя поплавками, медленно перемещающимися по воле живцов и небольшого ветерка. Поклёвок нет, не видно и всплесков. За ожиданием и перекусить успели. Да чуть не задремали от безделья.
Около часа дня было, когда я догадался перенести одну удочку чуть правее, где было глубже. И почти сразу был награжден третьей пойманной щукой.
Следом и другая поклёвка случилась. Только, едва удочку взял для подсечки, щука так рванула, что я чуть не выпустил снасть из рук. Видно, не мелкая была хищница. Жаль, что сорвалась. Но ничего, должна ещё раз взяться.
Супруга осталась здесь, а я с одной удочкой ушел на самую мель, где шумно разгоняла малька одинокая щучка. Судя по всплескам, не крупнее предыдущих, но поймать её хочется. Глубина тут была меньше метра, а расстояние между берегами метра четыре. Щука меня, конечно же, испугалась и охотиться перестала. Зато отсюда хорошо было видно, как Настя вытаскивала клюнувшую у нее зубастую.
Вываживанию мешали камыши, и маневрировать пятиметровым удилищем супруге было явно неудобно. Да и соперник ей попался ретивый и несогласный со своей участью. Несколько раз у меня обрывалось сердце, пока длилась эта борьба. Но всё же и снасть не подвела, и Настя не сплоховала – четвертая хищница отправилась на наш кукан.
«Ну, ещё одну для ровного счета, и можно домой! » - решили мы, отправляя «в плавание» живцов. Медленно-медленно дрейфовал мой поплавок по ветру, удаляясь куда-то вправо. В это время под противоположным берегом, на мели, плюхала щука килограмма на два, если не больше. К ней бы подкрасться да угостить карасиком! Жаль, нет времени переходить на другую сторону пруда.
Засмотрелся я на «журавля в небе», а мой поплавок и скрылся с глаз. Опять началась игра со щукой в «перетягивание каната». Рвалась недовольная хищница и брыкалась, башкой мотала и зубами клацала, да не смогла перекусить надежный поводок. Только крючки на тройнике разогнулись слегка от её упорства. Ну да я это заметил, когда уже её отцеплял.
Вечерний щучий клев на Казачьем только начинался. И, если судить по прошлым рыбалкам, бывал он здесь не хуже утреннего. Только нам пришло время собираться на обратный автобус. Но мы не расстраивались, ведь Казачий пруд снова принял нас радушно, порадовав азартным клёвом пятнистых хищниц и одарив хорошим уловом!
Удачи
