Млея под ласково-назойливыми вешними лучами, неминуемо плавится лед на водоемах. Сезон ледовых баталий подходит к концу. И неожиданно я поймал себя на мысли, что за прошедшую зиму мне так ни разу и не удалось выбраться с палаткой на ночную рыбалку.
Это досадное недоразумение нужно было срочно исправить, поэтому, посреди трудовой недели, едва освободившись на работе, пришел домой и, собрав снасти, палатку, захватив собранный женой Настей паек, отправился на Светлоярский затон (он же Большечапурниковский).
Спускаясь по крутой тропинке к водоему, замечаю, что Волга уже вскрылась и даже совершенно очистилась от остатков льда. На затоне же лед, не смотря на то, что набух влагой и посерел, судя по сидящим у косы рыболовам, продолжал держать и был неопасен. Встречаю поднимающегося навстречу рыболова, волокущего с передышками тяжело отвисшую холщовую сумку. Спрашиваю у него, держит ли лед, справляюсь и об улове. Отвечает, что лед достаточно надежен, и показывает содержимое своей сумки: килограммов 5-6 отборного окуня. Говорит, что ловил на балансир.
Повстречавшийся следом рыболов, также возвращавшийся с хорошим уловом окуней, посоветовал всю ночь не засиживаться, так как лед разъедает очень быстро, и неизвестно, в каком состоянии он будет к утру.
Зайдя на лед, обращаю внимание, что поверхность его уже начинает схватываться «иголками», но, проверив толщину в пробуренной лунке, убеждаюсь в достаточной его прочности. Ухожу в дальний конец затона, туда, где поймали мы с Настей голавликов 13 марта. Бурю три лунки, натягиваю палатку, и, затащив туда все вещи, начинаю приготовления к ловле.
Глубина под лунками метра четыре. Бросив прикормку, разматываю и наживляю снасти. Смеркается довольно долго и как-то неохотно. Еще до темноты кто-то осторожно поинтересовался удочкой, наживленной манной болтушкой, но на поклевку так и не решился.
С наступлением темноты зажигаю свечи. На затоне полная тишина и безлюдье, лишь где-то за косой на открытой воде разноголосо гомонят птицы. Среди этой какофонии угадывается дикий «хохот» бакланов и истошные вопли чаек. Несколько раз, со свистом рассекая воздух крыльями, над палаткой проносятся стайки то ли небольших гусей, то ли уток.
Неожиданно-резкая поклевка произошла где-то в половине девятого на все той же удочке, крючки которой были наживлены манной болтушкой. Сделав подсечку, я почувствовал тугие и плавные потяжки подводного соперника. Осторожно на тонкой пружинящей леске начинаю подтягивать добычу, и по мере приближения ко льду ее сопротивление становится активнее, а рывки – резче. Вот уже под самым льдом замелькал белый силуэт, истово вырывая из рук леску. Готовясь выудить, как мне казалось, хорошего подлещика, я опускаю в лунку руку в надежде ухватить добычу за голову, но рыбина оказывается неожиданно скользкой и увертливой.
Наконец, каким-то чудом хватаю рыбу за голову и поднимаю извивающегося, как змея, налима. Это его белое брюхо, мелькая подо льдом, создавало у меня иллюзию попавшегося подлещика! Соблазнился таинственный сумрачный хищник, как ни странно, манной кашей, причем схватил не находящуюся ближе ко дну мормышку, а привязанный выше нее на поводке крючок.
Стоит ли говорить, что ликованию моему не было предела, ведь я поймал первого в моей жизни налима, к тому же рыба эта очень редко попадается в наших краях на любительские снасти. Ночной разбойник, пока я его тащил, умудрился вмертвую спутать две соседние удочки, так что мне пришлось перевязывать их оснастки.
Воодушевленный поимкой налима, я еще часа два просидел в пустом ожидании поклевки, но, памятуя о том, что завтра все же рабочий день, около одиннадцати часов вечера стал собираться домой.
