Рассвет сильно запаздывал. Это оттого, что все небо было закрыто неподвижным плотным слоем темно-синих туч, похожих на толстое ватное одеяло, потрепанное дворовыми собаками. Мы шли по дороге, справа от которой расстилалась вспаханная зябь, и за ней макушками крытых серым шифером крыш сиротливо выглядывал поселок, куда привез нас еще в темноте утренний автобус.
С левой стороны вдаль убегала лесополоса, деревья в которой уже наполовину стряхнули листья, усеяв ими дорогу и кромку поля. В небольшом бидончике в такт нашим шагам плескались два десятка пескарей и пяток карасиков, пойманных накануне. Идти далеко.
Из-под ног выскочила маленькая серая мышь и, схоронившись под взрыхленную кочку на меже, протяжно и громко заверещала, глядя из своей норки блестящими черными глазами. Наверное, испугалась. Засеянное озимой пшеницей поле, мимо которого шли дальше, все изрыто черными витыми стежками мышиных ходов. Они здесь хозяева.
К пруду, называемому Казачьим, подошли, когда поднявшееся солнце все-таки побороло утренний сумрак, рассеяв его даже сквозь рыхлую хмарь на небе. Здесь мы не были ровно год. С высокого берега, заросшего травой и камышом, спустились к воде, и не узнали Казачий: так мало воды в нем еще не было никогда! Наверное, по весне размыло плотину, и пруд ушел, вылился в длинную глубокую балку, густо ощетинившуюся рыжим камышом.
«Да есть ли здесь рыба?» - думали тревожно, разматывая удочки. Настя насадила на крючок пескаря, широким и плавным замахом отправила подальше от берега. Приводнившись, поплавок выпрямился и тут же утонул.
«Грузило тяжелое поставил? Или пескарь такой шустрый, что поплавок утопил?» - пронеслось в моей голове.
- Есть! – развеяла Настя сомнения. Удилище сгибалось. Растопырив колючки, из воды вылетел и шлепнулся на берег крупный окунь. Изо рта у него торчал хвостик проглоченного пескаря.
Окуни клевали без перерыва, и крупные, как на подбор, совсем не прудового размера. Мы экономили живцов, потому что рыбачить нам предстояло весь день. На одного пескаря я поймал пять или шесть окуней, пока он совсем не измочалился. Не подающий признаков жизни, окуней он интересовать перестал. Пришлось насаживать нового.
Окуни беспрерывно клевали около часа, успев наполовину убавить запас живцов. За это время с запада подул ветер и, будто пастух, быстро угнал за горизонт казавшиеся неприступными тучи. Выглянуло солнце. Когда перестал клевать окунь, немного в стороне от этого места мне попалась первая щука весом поменьше килограмма. Стало интереснее.
В хвосте обмелевшего пруда, там, где ширина его едва ли достигала десяти метров, а глубина была меньше метра, с громкими всплесками стали охотиться щуки, разгоняя скопившегося на мелководье малька. Придя туда, я убавил на удочке глубину, забросил на середину, а сам, чтобы не пугать рыбу, с хрустом залег в высохшие на берегу камыши. Правда, долго лежать мне не пришлось: совсем рядом с поплавком плеснулась щука, и он моментально скрылся из виду. Щука попалась немного крупнее, чем первая, рьяно сопротивлялась, мотая мордой, и уже на берегу порвала вольфрамовый поводок.
Я ушел к оставленному рюкзаку чинить снасть, а Настя заняла мое место. Щуки там продолжали плескаться. Настя тихо сидела у кромки камыша, и вскоре я услышал, как она тоже борется со щукой, по пологому берегу оттаскивая ее от спасительной воды.
Солнце поднялось высоко, по очистившемуся голубому, но по-осеннему холодному небу порывистый ветер гнал запоздалые обрывки облаков, которые в солнечном свете были розово-фиолетовыми. Яркий дневной свет пронзал воду до самого дна, не утаивая ничего, что творилось в подводном мире.
У берегов темно-зелеными спинками мелькали красноперки разного размера, между куртинками опавшей травы, шевеля бурыми в воде плавниками, притаились некрупные окуни с яркими черными полосками, то ли охотясь за красноперками, то ли прячась от щуки. В прудах, где водится много щуки и окуня, вода всегда такая прозрачная. Это оттого, что щука съедает всех рыб, которые роются в иле, отыскивая себе пропитание, поэтому мутить воду становится просто некому.
Щука плескаться перестала. Наверное, ее тоже было хорошо видно в прозрачной воде, и шустрые красноперки успевали разбежаться. Я поднялся на высокий берег и огляделся. С той стороны, откуда дул ветер, на горизонте обозначилась бледно-серая полоска новой тучи. Может быть, когда она придет и закроет небо, щука снова станет охотиться? Но придет она еще не скоро.
Пока светило солнце, клева не было. Сплошной стеной идущие с запада светлые облака постепенно закрыли треть неба, потом его половину. Мы сели перекусить, забросив рядом свои удочки. Насаженные на крючки пескари давно уснули, поэтому мы не очень-то отвлекались на них.
Когда допивали чай, поплавок на Настиной удочке ожил и скользнул вглубь. Быстро поднявшись, супруга подсекла и стала выводить клюнувшую щуку, которая, было заметно, ходила широкими кругами и все норовила уткнуться носом в опавшую траву. Опуская ее в садок, увидел, что одна из трех щук, пойманный утром, умудрилась сбежать. Она как раз лежала головой к выходу, и, видно, умудрилась приподнять носом довольно тугую крышку и выскользнуть. Пришлось мне взять крупную застежку от поводка и с помощью нее закрыть крышку.
Снова стало пасмурно, мы уже не видели в воде ничего, кроме свинцового отражения ненастного неба. И щука снова вышла на охоту, у противоположного берега пруда и на мели стали раздаваться громкие всплески. Тут же, где мы утром ловили окуней, а потом обедали, я поймал еще одну щуку, точь-в-точь такого же размера, как и пойманная Настей, но явно больше килограмма. Клюнула она на карасика величиной с пятирублевку, и мне показалось, что схватила его в полете – так быстро после заброса произошла поклевка.
Настя ушла в ухвостье пруда, а я остался, чтобы ей не мешать, только забросил нового живца в другое место – к противоположному берегу, туда, где из-под одинокого куста куги уже несколько раз выскакивала щука. Ждать ее долго не пришлось, и при очередном своем разбойничьем выпаде она нос к носу столкнулась с моим карасиком, сильно его погрызла, пока вываживал, да так и продолжала держать его в зубах, когда опускал ее в садок.
Остался последний живец. Я взял его и пошел к Насте. Она тоже шла мне навстречу. Оказалось, как раз за карасиком – у нее оторвался при забросе. Тут на мели с громким всплеском вывернулась щука, показав широкий светлый бок и подняв ударом бурого хвоста столб брызг.
Мы замерли, открыв рты. Хороша! Еще утром у одной из щук, граммов на восемьсот весом, мы заметили на чешуе следы заживших ран. Еще удивлялись, кто это мог ее схватить? Теперь понятно, кто.
- Бросай туда, – сказал я шепотом. Настя кивнула в ответ. Поплавок шлепнулся, подняв небольшую волну, и теперь краснел своей яркой макушкой на темном фоне воды. Мы сели в камыши, притаились. Не прошло и минуты, как под поплавком возник широкий бурун, и красно-коричневый кусочек пластмассы затянуло в этот водоворот.
Настя положила руку на удилище и ждала. Леска быстро натягивалась. От широкой подсечки удилище согнулось в опасную дугу, но тут же выпрямилось. К нашим ногам шлепнулся изжеванный карасик, вернее то, что от него осталось. Не засеклась…
Живцов больше не было, и мы взяли спиннинги, которые были собраны еще с утра, но целый день простояли без дела. Спиннинги были неудобные, короткие и хлипкие, непривычные нам. Мы взяли их с собой только на тот случай, если быстро закончатся живцы, а еще потому, что они были телескопическими и в собранном виде занимали в рюкзаке совсем мало места.
В конце пруда, на самой мели, охоту загоном начали сразу две щуки. Они носились, как торпеды, то расходясь, то сходясь вместе, оставляя на воде буруны и колотя хвостом. За их движением под водой мы наблюдали по тому, как вскипал на поверхности малек.
Когда щука гналась за стайкой красноперки, то малек начинал выпрыгивать из воды, и это напоминало, будто кто-то сыпал в воду мелкие камни, или узкой полосой шел сильный дождь. Скорее всего, охотясь вместе, щуки помогали друг другу, не давая мальку увернуться от острых зубов. Не без восхищения наблюдая за такой умной охотой, мы все же немного жалели красноперок.
Воблер приводнился метрах в тридцати. Я сделал только два оборота катушки, и удилище плавно, но настойчиво пригнулось к самой воде. Обернувшись к Насте, я только кивнул, но супруга и так все поняла, и подошла ближе, чтобы в случае чего помочь. На удивление, щука шла легко и, почти не сопротивляясь, по широкой дуге проскользила к берегу и ткнулась в него носом. Настя за леску вытащила ее из воды.
Эта щука была самой крупной из тех, которых мы поймали сегодня. Маленький воблер зацепился у нее глубоко в пасти, и то, что она не перекусила леску, было большим везением и счастливой случайностью.
Пора было собираться на автобус, ведь впереди еще больше часа дороги, но мы всё оттягивали время, продолжая забрасывать спиннинги. Настя поймала еще одну небольшую щуку, а я окуня, и хотя щучье буйство по-прежнему продолжалось, мы стали собирать вещи.
Всего в эту рыбалку мы поймали семь щук, не считая той, которая сбежала из садка, и два десятка окуней. Дома взвесили – почти десять килограммов получилось.
Пока фотографировали улов и укладывали вещи в рюкзаки, времени до автобуса осталось впритык. Когда вышли к дороге, по которой шли утром между полем и лесополосой, то увидели, что ее больше нет – работавший на поле тракторист зачем-то перепахал и дорогу. Спотыкаясь на свежих комьях раскуроченной земли, мы заспешили в поселок через поле, напрямки.
