Танцы с лещами

Нагруженное рыбацкими пожитками, моё надувное судёнышко скачет на высоких волнах, будто лёгкая щепка. По замысловатой дуге переплыв затон, в три захода по раскалённому песку переношу вещи на другую сторону косы. Увенчанные белыми барашками волны истово бьются о берег, встречный ветер подхватывает и больно швыряет в лицо мелкие песчинки. Повернувшись спиной к разбушевавшейся реке, начинаю собирать фидеры, спасаясь лишь надеждой, что к закату ветер немного угомонится.

Прежде до мелочей изученный волжский берег в этом году с трудом угадывается из-за высокой воды, которая держится в реке всё лето. Оглядываясь по сторонам, определяю примерно, что в этом месте, где развернулся сегодня мой неказистый лагерь, несколько лет назад отдыхали мы с друзьями, установив палатки на облизанных ветром песчаных взгорках. Сейчас этих взгорков нет вовсе, потому что вода подступила к самым их вершинам, подтопив прибрежные кусты и деревья.

Всё так же пряча глаза от песчинок, которые жалят тело, будто осы, замешиваю прикорм, привязываю фидерную оснастку и наживляю крючок навозным червём. Сильным и резким замахом пробив стену встречного ветра, отправляю вперёд наполненную кашей 150-граммовую кормушку, и она улетает метров на сорок. Плюхнувшись в воду, кормушка тут же подхватывается стремительной струёй течения, находит дно и цепляется за него значительно ниже места падения. Не особо надеясь при таком ветре на пользу сигнализатора, всё же вешаю на вершинку фидера бубенчик, который надёжно обхватывает оранжевый квивертип своей ярко-зелёной прищепкой.

От вязания асимметричной петли для второй снасти меня отвлекает истеричный звон бубенчика. С удивлением переведя взгляд на удилище, понимаю, что его быстрый и мощный бланк раскачивается и кивает явно не от порывов ветра. В запоздалой подсечке уже нет надобности – и так понятно, что рыба засеклась надёжно и тянет оснастку вниз по течению, не желая показываться на поверхности.

С переменным успехом продолжающееся вываживание прерывают прибрежные кусты, которые при высокой воде оказались затопленными. Рванув в них с последней надеждой на спасение, подводный соперник не прогадал: замотав поводок о подводные препятствия, рыба оборвала леску, оставив себе крючок в качестве трофея. Так и не довелось мне посмотреть, кто же был первым гостем в этот вечер. Предполагаю, что, судя по яростной поклёвке и ретивому нраву, проявленному на крючке, это был голавль, да не мелкий.

Вторым фидером у меня получается послать оснастку не так хорошо и точно: в отличие от первого, это удилище среднего строя, и оно непривычно проседает при забросе наполненной кормушки. Почти два месяца после покупки оно ждало своей первой рыбалки, и вот сегодня оказалось в деле. Пока я вожусь с его установкой на подставке, соседний фидер, уже хорошенько потрёпанный в боях, снова звенит и кивает. Рыба сопротивляется уже не так отчаянно – вытянув губы трубочкой, к поверхности поднимается полукилограммовый подлещик. Оказавшись на берегу, он звучно шлёпает хвостом и обваливается в песке, будто в панировке.

То, что первый подлещик попался ещё до заката – добрый знак! Но прикармливать место пока рано, иначе большую часть каши соберёт «подводный пылесос» - ненасытная мелочёвка. А пока есть время до сумерек, ломаю дрова для костра и, установив на ребро лодку, под её защитой от ветра затепливаю огонёк.

Неизвестно откуда течение принесло мне подарок: огромную деревянную катушку от кабеля. С трудом выкатываю её на берег, поливаю водой от прилипших песчинок, и получается богатырский стол. За этим столом ужинаю не спеша, разложив прихваченную из дома снедь. А потом, дохлёбывая из кружки ароматный чай, наблюдаю, как скрывается за горизонтом красный краешек дневного светила. На неспокойном розовом фоне вечерней зари тёмным великаном выглядит ползущая против течения баржа. Пора приниматься за прикармливание.

Когда медные цвета заката начали густеть и меркнуть, утомившийся за день ветер стал раскачивать волны без прежнего задора. Короткому этому затишью радуюсь не только я, но и комары, поэтому приходится поливать одежду пахучим спреем.

Меньше получаса проходит с того момента, как одну за другой я плюхнул в место ловли полтора десятка наполненных кашей кормушек, а потом насторожил оба фидера, которые склонили вершинки в молчаливом ожидании. Длится оно недолго: полукилограммовый подлещик, копия первого, нарушает сумеречное затишье. А пока я отцепляю его и отправляю в садок, начинает трезвонить бубенчик на соседнем фидере.

Чем сильнее густеет над Волгой темнота, тем чаще становятся поклёвки. Не успев снять с крючка попавшуюся рыбу, обновить наживку и прикормку, мне приходится хвататься за соседнее удилище. Крупной рыбы пока нет: первыми гостями, пожаловавшими на прикормку, оказываются подлещики, а вперемежку с ними пучок червей на крючке хватает густера. Даже в тусклом свете налобного фонаря я легко отличаю эту рыбу по мелкой чешуе, отливающей чистым серебром, бурым грудным плавникам и маленькой голове с обиженно поджатыми губами.

А вершинки фидеров всё кивают и кивают, и в этих постоянных вываживаниях и перезабросах мне даже некогда присесть на стульчик. Доходит до смешного: я уже делаю замах, чтобы забросить снасть, и в этот момент замечаю, как дрогнул и наклонился квивертип на соседнем фидере. Подхватив левой рукой удилище и сделав неловкую подсечку, другой рукой я пытаюсь найти в темноте подставку, чтобы облокотить на неё готовый к забросу фидер. В итоге просто кладу удилище на оставленный не у дел стульчик и начинаю вываживание. Наверное, со стороны в этот момент я похожу на танцора, который неумело пытается исполнить какой-то замысловатый акробатический танец.

Понимая, что такие ритуальные танцы утомят меня уже к полуночи, решаю отложить в сторону одно удилище и оставляю в деле только один фидер – тот, у которого сегодня дебютная рыбалка. Если приноровиться, то забросы по дальности и точности им получаются ничуть не хуже, чем удилищем быстрого строя. А вот по чувствительности оно явно выигрывает, чутко реагируя на осторожные поклёвки даже мелкой густеры.

Наконец-то присев на стульчик, краем глаз замечаю разгорающийся пожар где-то в стороне посёлка. Медленно поднимаясь над яром, на небо выкатывается огромный алый шар слегка ущербной луны, и от такого соседства стеснительно меркнут яркие звёзды, превращаясь в бледные точки на тёмно-синем ночном небе. С трудом оторвав взгляд от ночного светила, вижу, как отчаянно склонился квивертип моего удилища и как мелко подрагивает примотанный к нему ярко-зелёный химический светлячок. Упорная рыба после подсечки гнёт удилище и тянет вниз по течению. Чтобы не дать ей запутаться в подтопленных кустах, приходится зайти в воду.

Не чета давешним подлещикам, лещ за килограмм лениво шлёпает по песку хвостом. Поднеся его к горловине поставленного в воду садка, наблюдаю любопытную картину. Ещё с вечера на моём садке умудрился устроиться небольшой паучок и даже растянул над горловиной несколько паутинок. А теперь на том же самом месте сидит крупный коричневый богомол, и, крепко держа в своих крючковатых лапках добычу, сосредоточенно ест паучка. Мне даже показалось, что я слышу тихое, но довольное чавканье. Богомол не отрывается от своей ночной трапезы, даже когда в садок шлёпается крупный лещ, поднимая там среди других рыб большой переполох.

Пока луна, с задумчивым лицом глядя на спящую реку, совершает свой неспешный променад по ночному небу среди почтительно расступившихся звёзд, в мой садок среди дежурных подлещиков, густерок и синцов отправляются ещё несколько лещей больше килограмма весом.

После полуночи неожиданно заканчивается запас червей, и я продолжаю ловить на гроздь опарышей. Резко и уверенно склонившееся удилище после подсечки отзывается тяжестью, будто опять зацепил проплывающий мимо топляк (поклёвка коряги, которую я благополучно вытащил на берег, уже случалась у меня в самом начале ночи).

Сильные и ровные толчки выдают крупную рыбу, которая уверена в своих силах и не будет суетиться, как какой-нибудь нервный подлещик. Ровной дугой гнётся бланк фидера от комля и до самой вершинки, вздрагивает и кивает на квивертипе зелёный светлячок. То подавая удилище навстречу рыбе, то снова поднимая его над водой, метр за метром выбираю леску, с трудом вращая рукоятку катушки. Правая рука заныла в локте – сильнее прижимаю под мышкой комель, чтобы хоть немного облегчить тяжесть.

Увидев ли, почувствовав спасительные кусты, заныривает в них соперник, и на несколько томительных секунд останавливается сердце, когда удилище вместо рыбы ощущает лишь пружинистое препятствие подводных дебрей. Но не удаётся в этот раз трофею замотать за ветки поводок, и считанные метры остаются теперь до берега. Колесом свёртывается почти четырёхметровое удилище, когда лещ упирается носом в песчаный приступок, обтёсанный течением. Мокрая чешуя рыбы в свете луны отливает зеленовато-жёлтой латунью. Ногами преграждая дорогу к воде, осторожно беру двухкилограммового леща под жаберную крышку и отношу на песок. Победа!

Большего в эту рыбалку и желать нельзя. Поэтому, поймав ещё пяток подлещиков, дожидаюсь, когда ярче разгорится проступившая на востоке светлая полоса, и иду раздувать подёрнутые сизым пеплом, но ещё горячие угли костра. Булькая и шипя, весело закипает обласканный языками огня котелок. Медленно парит в кружке душистый чай, набухает в нём кусочек печенья. Над горизонтом, тысячами алых бликов отражаясь на пляшущих от ветра волнах, поднимается солнце.


Виталий Волков,
р. п. Светлый Яр Волгоградской области